Он был тихим, спокойным больным, и, как показала последняя перепись, единственным дураком в стране. ©
Любые попытки отвлечься на кого-то или что-то другое заканчиваются истошными криками внутреннего голоса: "Не мое, не мое! Не то, не родное, неправильное!"
Мне уже ничего не хочется, правда. Ни видеть тебя, ни быть с тобой. Я просто дышу.
А тело, оно само тянется к тебе. Ближе, как можно ближе. И улыбки на автомате, и взгляды.
А внутри все больно, больно.
Я не умею любить взаимно.
Ты такой болван, ты никогда ничего не замечаешь и не понимаешь, пока не сказать прямо.
А я так не могу, слишком страшно.
Ты слишком мой, я не могу тебя потерять, меня самой тогда не будет.
Хотя слова эти несчастные, они на кончике языка, вертятся, вертятся.
Готовы сорваться в любую секунду.
Невыносимо.
Мне уже ничего не хочется, правда. Ни видеть тебя, ни быть с тобой. Я просто дышу.
А тело, оно само тянется к тебе. Ближе, как можно ближе. И улыбки на автомате, и взгляды.
А внутри все больно, больно.
Я не умею любить взаимно.
Ты такой болван, ты никогда ничего не замечаешь и не понимаешь, пока не сказать прямо.
А я так не могу, слишком страшно.
Ты слишком мой, я не могу тебя потерять, меня самой тогда не будет.
Хотя слова эти несчастные, они на кончике языка, вертятся, вертятся.
Готовы сорваться в любую секунду.
Невыносимо.